«Догорало солнце, на землю опускалась Тьма…
Она проникала повсюду. Взрослые дети не доверяют ей и боятся, а человеческие детеныши визжат от страха, когда она входит в их комнаты. Она летит по небу на своей колеснице, вслед уходящему солнцу и тщетно пытается догнать его. Люди скрывают солнце.. они боятся, что тьма настигнет его и поглотит, поэтому они зажигали огни и тьма устремлялась к ним, а солнце тем временем исчезало. Тьма в ярости бросалась вслед, но свечение огней людей слепило ей глаза…»

Фитиль её медленно клонился вниз - черный, с огоньком на конце, переходящий постепенно в пламя... Зола осыпала бумагу, оставляя на ней черные точки, которые въедались в нее.
Сидящий за столом человек не обращал никакого внимания ни на догорающую свечу, ни на усыпанную мелкой золой бумагу, ни на воск заливавший кончик листа.
Вслед за движущейся рукой, с великой аккуратностью выводивший буквы, тянулся след черной краски, стиравший кончики выведенных на желтой, старой бумаге слов. Время от времени человек, то и дело отбрасывал перо, хватал из стоявшего рядом ведра мокрую тряпку и вытирал лицо, руки и покрасневшую обнаженную грудь. Сидя в одних штанах он нервно посматривал на часы, после чего вздыхая полной грудью, вновь склонялся над бумагой.
В кабинете, обставленном резными стульями, несколькими кедровыми шкафами, на которых в огромном множестве лежали книги, изъеденные по краям обложек крысами, плесень покрывала неповторимые по своей красоте гравюры, изображавшие различные картины из сцен истории прошлого стояла тишина, прерываемая только тиканьем часов, скрипом пера, и редкого всплеска воды.
Пробил третий час, человек взглянув на часы, бросил перо на стол, подхватил бумагу с подсвечником и вышел из комнаты в коридор. Закрыв за собой дверь, он погрузился во тьму, освещаемую только свечой, и маленькими бликами огня отражавшегося от серебра. Человек шел так бесшумно и легко, что создавалось впечатление что это не человек, а привидение движется по переходам. Несколько веков назад замок поразил бы любого, своим величественным видом, готическими башнями стоящими под неправильными углами и соединявшиеся с главным зданием лишь узкими коридорами, с внешней стороны напоминавшие крепостные стены. Но сейчас, три из пяти башен лежали в руинах, у одной из оставшихся в целости рухнула стена с переходом, и поэтому башня была оставлена, а пустые бойницы теперь следили за равниной, раскинувшейся перед некогда прекрасным замком. Пятая же осталась нетронута временем, и только несколько глубоких трещин виднелись на ее стенах. Из ее бойниц лился тусклый свет, время от времени как бы притухая, а потом зажигаясь с новой силой.

Стук железной подошвы о каменные плиты отдавался гулким эхом, расходящимся по многочисленным ответвлениям главного коридора, с такой силой, что идущий в другом конце этого многовекового обиталища крыс и пыли вздрогнул бы от неожиданности, чувствуя источник этих звуков совсем близко. Но он никого бы не увидел, как бы не крутил головой…

Между тем человек, держа притухающую свечу перед своим лицом, поднимался по полуразвалившимся ступеням пятой башни. Тусклый огонек, освещал лишь половину его лица, но и этого было бы довольно, чтобы взглянув на него, любой из живущих храбрецов в ужасе отшатнулся. Бледное как известняк лицо, с впалыми глазами, обведенными темно-фиолетовыми кругами, дававшими понять, что сон для этого человека стал таким же чуждым явлением, как и любовные утехи. Цвет глаз же был наверно самым впечатляющим во всем увиденном: черные как угли с внутреннем пламенем в глубине. Никакой радужки и зрачка – эти глаза не отражали света свечи, а наоборот поглощали его. Он шел, прихрамывая на одну из ног, при этом так сильно раскачиваясь из стороны в сторону при ходьбе, что нельзя было понять на какую именно ногу.
Перешагнув через последнюю ступеньку, он подошел к дубовой, обитой железом двери. Не было видно ни ручки, ни засова, ни каких-либо других деталей за которые можно было б ухватиться, чтобы открыть ее. Человек же некоторое время тяжело хрипел, явно устав от пары сотен пройденных ступеней (в каких-то местах ему приходилось перешагивать по три, четыре ступени за раз). Отдышавшись, он протянул руку к двери, постучал, пробормотав несколько слов на латыни. За дверью, послышался шорох… затем второй, затем шорох перешел в скрип, с каждой секундой все усиливался. Через каких-то полминуты, дверь приоткрылась. Из-за нее послышался голос ответивший, и задавший вопрос. Человек ответил, при этом с явным раздражением в голосе. Дверь отворилась во всю свою ширь, давай яркому свету возможность выйти из залы. На пороге стояла девушка своим видом показывающая, что именно она отдает здесь приказы и никто другой. Все подчинено ей. Без нее все погибнет. Все рухнет. Все надежды пропадут, уступая место отчаянию. Взгляд ее ярких зеленых, лишенных зрачка глаз, сверкнув, соединились взглядом с глазами человека. Он не выдержал той силы, и медленно опустив глаза уставился в пол. Сказав что-то на мертвом языке, она вернулась в залу.
Зала представляла собой, просторное овальное помещение, в котором, выстроившись в ряд, напротив друг друга стояли массивные светильники. Их было 12. Большая часть из них горело слабо, но один из них своим светом жжег глаза всякому, кто посмотрит на него. 13ый… Он стоял в конце этого коридора, освещая комнату радужным светом. Перед ним лежала циновка, рядом с которой лежал нож, со стоящей неподалеку чашей. Девушка прошла вдоль светильников.. легкие движения одежды колебали огоньки…
Человек взглянув ей вслед, явно нехотя вошел, хромая и перешагнув через один из рядов светильников, направился к стулу. Она даже не взглянув на него, опустилась на циновку, взяв в одну руку чашу, а в другую нож, перерезала себе горло перед этим подставив под текущую кровь край чаши. Последним усилием поставив чашу на пол, она легла рядом и затихла. Немного выждав, только по ему ведомым причинам, он подошел и взял чашу. Она была полна крови, и отсвечивала темно-матовым светом. Человек обмакнул пальцы в кровь, и начал рисовать на полу круг, местами изображая непонятные символы. Когда все было готово, он облизал пальцы, причмокнув под конец, толи от удовольствия, толи от досады. Швырнув чашу в сторону, так, что она пролетев до стены, ударившись, разлетелась на куски, человек встал на манер Витрувианского человека, и начал шептать слова на мертвом языке. С каждым словом свечение становилось все ярче, и уже когда вся комната потонула в белом сиянии… внезапно свет стал тьмой и оглушительная тишина накрыла залу. Спустя некоторое время загорелась свеча. Человек взял подсвечник и вышел из комнаты. На ходу он менялся. Глаза приобрели ярко голубой цвет, а кожа стала бледно-розовой. Он больше не хромал, а шел мягко и ровно, без усилий. Усталости больше не было видно, из живого трупа он превратился в двадцатилетнего юношу. Он перешагнул через девушку, даже не взглянув на ту, которая отдала свои годы ему, а сама отправилась в царство Плутона.
Выходя из комнаты он взял тот самый подсвечник которым освещал себе дорогу в башню, и опустившись на одно колено, коснулся пламенем прогнившего пола. Дерево вспыхнуло. Пламя заволокло всю залу пожрав все пространство и обращая в пепел все, что было там.
Юноша последний раз оглянулся на девушку, которую пламя охватило уже полностью. Отворачиваясь, в его глазах последний раз полыхнул огонь.

=)